Изыскание истины должно быть целью нашей деятельности; это - единственная цель, которая достойна её. Несомненно, сначала мы должны постараться облегчить человеческие страдания, но - зачем? Отсутствие страданий - это идеал отрицательный, который вернее был бы достигнут с уничтожением мира. Если бы мы всё более и более хотим избавить человека от материальных забот, так это - затем, чтобы он мог употреблять свою отвоёванную свободу на исследование и созерцание истины.
Однако истина иногда пугает нас. В самом деле, мы знаем, что она порой ограничена, что это - какой-то призрак, который на мгновение показывается перед нами только затем, чтобы беспрестанно исчезать, что надо гнаться за ней всё дальше и дальше и что никогда не возможно достигнуть её. ... Мы знаем также, как она бывает подчас жестока - и мы спрашиваем себя, не является ли не только более утешительной, но и более надёжной иллюзия. Ведь она даёт нам уверенность. Если бы исчезла иллюзия, осталась ли бы у нас надежда и хватило ли бы у нас мужества действовать? ... И потом -чтобы отыскивать истину, нужно быть независимым. Напротив того, если хотим действовать, нам нужно бывает соединяться. Вот почему многие из нас пугаются истины; они видят в ней причину слабости; и всё же не надо бояться истины, потому что она одна прекрасна.
// Истина моральная ? справедливость, истина научная }}}две истины //
Тем не менее я не могу отделять их, и те, которые любят одну, не могут не любить и другую. Для того чтобы найти одну, так же как и чтобы найти другую, нужно достигнуть абсолютной искренности. Эти оба рода истины,раз открытые, приводят нас в одинаковое восхищение; и та и другая, лишь только их усмотрели, сияют одним и тем же светом, так что нужно или видеть их или закрыть глаза.
Если мы не должны бояться моральной истины, то тем более не следует страшиться истины научной. Прежде всего она не может быть во вражде с моралью. У морали и науки свои собственные области, которые соприкасаются друг с другом, но не проникают друг в друга. Первая показывает нам, какую цель мы должны преследовать; вторая - при данной цели - открывает нам средства к достижению её. Следовательно они никогда не могут сталкиваться. Не может быть имморальной науки - точно так же как не может быть научной морали.
Но если иные боятся науки, то главным образом потому, что она не может дать нам счастья. Это очевидно - она не может нам дать его, и можно спросить себя, не меньше ли страдает животное, чем человек. Но можем ли мы жалеть о том земном рае, где звереподобный человек был поистине смертен, потому что он не знал, что должен умереть? Когда вкусили яблока, никакое страдание не в силах заставить позабыть его вкус, и к нему возвращаются всегда. Могло ли быть иначе? Ведь это почти то же, что спрашивать, мог ли быть тот, кто видел, стать слепым и не чувствовать тоски по свету. Итак, человек не может быть счастлив наукой, но теперь он ещё менее может быть счастлив без неё. (Проблема истины в науке?)
... Не может ли человеческий разум - или, вводя ограничение, разум учёного - быть до бесконечности разнообразным? ... Что ум математика мало похож на ум физика или натуралиста, с этим согласится всякий; но математики сами не похожи друг на друга; одни признают только неумолимую логику, другие обращаются к интуиции и видят в ней единственный источник открытий. Это может быть основанием для сомнения. Могут ли даже математические теоремы представляться в одном и том же свете столь несходным между собой умам? Истина, которая не является одной и той же для всех, есть ли истина? Но всматриваясь ближе, мы видим, как эти стольразличные между собой работники сотрудничают в одном общем деле, которое не могло бы совершаться без их содействия. И это ободряет нас.
... Нужно исследовать вместилища, в которых кажется нам заключённой природа и которые мы называем временем и пространством.
Не есть ли математический анализ - главным предметом которого является изучение этих пустых вместилищ - только бесполезная игра ума? Он может дать физику только удобный язык; не является ли это непосредственной услугой, без которой - строго говоря - можно было бы обойтись; и даже не следует ли опасаться, что этот непосредственный язык будет завесой, опущенной между реальностью и глазом физика? Далеко не так; без этого языка бoльшая часть внутренних аналогий вещей осталась бы навсегда неизвестной для нас, и мы никогда не знали бы о той внутренней гармонии мира, которая, как мы увидим, есть единственная истинная объективная реальность.
Наилучшее выражение этой гармонии - это закон; закон есть одно из самых недавних завоеваний человеческого ума... . Напротив, мы должны были бы удивляться закономерности природы природы. Люди просят своих богов доказать их существование чудесами; но вечное чудо - в том, что не совершается беспрестанно чудес. Потому-то мир и божественен, что он полон гармонии. Если бы он управлялся произволом, чтo доказывало бы нам, что он не управляется случаем?